В середине 60-х годов XX века руководство СССР в последний раз сделало попытку одним рывком «догнать и перегнать» страны «загнивающего капитализма», не отказываясь при этом ни от неэффективной административно-командной системы, ни от безальтернативной коммунистической идеологии. Реформа началась в 1965 году с сельского хозяйства, а в 1966 реформаторы добрались и до системы образования. Это стало началом конца школы, давшей яркое поколение советских интеллигентов и интеллектуалов начала 60-х — конца 70-х.
СОВЕТСКАЯ НЕ РАВНЯЕТСЯ СТАЛИНСКАЯ
В 1968 году я пошел в 1-й класс, в 1978 — закончил в школу и поступил в Политехнический. Мы были первыми, кто шел по новой программе, и я до сих пор помню учебники, в которых под пустыми квадратиками со словами «кошка», «корова» стояли подписи: «кошка», «корова», — художники попросту не успели нарисовать рисунки к новым учебникам, и так они, с зияющими дырами, и были изданы.
Для многих нынешних людей именно школа 70-х — 80-х отождествляется с советской школой, именно о ней чаще всего вспоминают с ностальгией. И, тем не менее, — именно с нее начинается период упадка и деградации, последнюю стадию которого мы можем наблюдать сегодня.
И это не просто моё досужее мнение. Вот две цитаты.
Л.С.Понтрягин, выдающийся советский математик: [В 1966 году] «многими авторитетами было признано, что в средней школе преподаётся лишь устарелая математика. Новейшие её достижения вовсе не освещаются. Поэтому было решено начать модернизацию преподавания математики в средней школе. … Руководство Отделением математики АН СССР рекомендовало для работы по модернизации академика А.Н.Колмогорова… Математические взгляды А.Н.Колмогорова, его профессиональные навыки и человеческий характер неблагоприятным образом отразились на преподавании. Ущерб, причинённый развалом преподавания математики в советской средней школе, может быть сравнен по своему значению с тем ущербом, который мог бы быть причинён огромной общегосударственной диверсией.» [«Жизнеописание Льва Семёновича Понтрягина, математика, составленное им самим»]
В.В.Кумарин, профессор, доктор педагогических наук: «В 1917 г. коэффициент российской элиты составлял 2%. К 1980 г., то есть после того, как стандарт поработал над многими миллионами детей, этот показатель снизился до 0,8%. …Не хотел бы быть мрачным пророком, но по всем признакам наше государство обречено. … Хорошо никогда не будет в обществе, воспроизводящем и плодящем люмпенов, дремучих бездельников и вандалов». [В. Кумарин. «Педагогика стандартности, или почему детям плохо в школе»]
Чем же предыдущая, сталинская школа отличалась от той, что мы называем «советской»?
Во-первых, обязательной была только 4-летняя начальная школа. Переход на всеобщее 7-летнее образование начался лишь в 1952 году и проходил постепенно. Многие дети (до 20% от общего числа первоклассников) заканчивали свое обучение 4-м классом. У детей, закончивших 7 классов, был выбор: идти работать, или поступать в ПТУ, или… переходить в 8-й класс 10-летней школы. В 10-летку поступало не более 20% от закончивших 7-летнюю школу, а заканчивало и того меньше: отбор в 8-й класс был очень жестким, и с каждым классом нагрузка возрастала. Переводные экзамены (из класса в класс) проводились по всем основным предметам, а выпускных экзаменов насчитывалось более 10, включая устную и письменную математику и устную и письменную словесность. При всём этом обучение в десятилетке было… платным! (Хотя плата была и невелика, но какой это удар для поборников социальной справедливости и поклонников Сталина! Видимо, у великого диктатора было свое представление о равном доступе к качественному образованию.)
Закончившие 10-летку имели шанс поступить в вуз, правда конкурс даже на самые непопулярные специальности составлял 2—3 человека на место, на престижные же — на медицину, физику, химию, педагогику и различные инженерные специальности — он просто зашкаливал. Таким образом, в вузы поступало не более 5—7 % от общего числа детей, прошедших через систему школьной подготовки.
Негуманно? Зато эффективно. Человек, отсепарированный на некотором этапе, занимал жестко определенную позицию в социальной иерархии. Сталин понимал, что дворник с высшим образованием не менее опасен для системы, чем неуч со скальпелем в руках.
ПОЧЕМУ ЭТО РАБОТАЛО?
Сталинская система образования была не лучше и не хуже, чем соответствующая американская система, более того: они обе были порождением своего времени. Времени индустриальной гигантомании и сборочных конвейеров, времени веры во всесилие науки и наивного убеждения, что вот-вот — и все законы мира будут окончательно открыты и на Земле наступит царство благоденствия. Отдельные идеологические различия значения не имели.
Да, мир менялся, но эти изменения были настолько медленными, настолько незаметными, что, казалось, можно планировать развитие общества не то что на пять — на 20 лет вперед. Каждый человек, рождаясь, уже попадал в определенную житейскую колею, и образование было едва ли не единственным видом «социального лифта», позволяющим достичь большего, чем это «на роду написано». А потому — вход в этот лифт бдительно охранялся и перемещение на нем тщательно контролировалось. Человек мог подняться высоко, но и упасть можно было, и насмерть разбиться.
Но главное — всегда рядом были «старшие», кто уже этим путем прошли и кто знали, «что такое хорошо, и что такое плохо». Они — мастера, наставники — могли рассказать, показать и научить личным примером наивную и неопытную молодежь.
И этот простой, понятный и вполне «человеческий» мир погубили… роботы!
ПОЧЕМУ ЭТО БОЛЬШЕ НЕ РАБОТАЕТ
Конечно, речь не идет об описанном Карелом Чапеком восстании железных уродцев. Хрущев, называя кибернетику «продажной девкой империализма», своим крестьянским нутром чуял опасность, таящуюся в развитии информационных технологий.
Человек, ненадежное звено производственного конвейера, просто обязан был уступить место программируемым манипуляторам, которые все делали точно, быстро и в режиме 24/7. Роботизация производства породила череду экономических кризисов 70-х—80-х годов и полностью перекроила социальный ландшафт и общественное сознание.
Лишние люди, в которых перестала нуждаться промышленность, начали наполнять собой и развивать сферу услуг. Это потребовало от людей совсем иных навыков, иного способа мышления и… иного образования! — поскольку новым навыкам и новому мышлению старая школа уже не могла и не умела научить.
Чем же отличается этот «прекрасный новый мир» от привычного индустриального?
Во-первых, отсутствием четкого образа будущего. Тот, кто планирует свою деятельность на 5 лет вперед, с таким же успехом может гадать на кофейной гуще. Вместо внятной универсальной картины мира существует множество моделей и теорий, начиная с НЛП и «трансерфинга реальности» и заканчивая астрологией и «новой хронологией», которые, несмотря на свою противоречивость, могут вполне мирно уживаться в сознании одного человека.
Все это признаки «экранной культуры», или «культуры миражей». Людьми экранной культуры информация воспринимается в виде переменного потока образов (визуальных и аудиальных), а не в виде прямоугольной матрицы текста, как в предыдущей, «текстовой» культуре. Также для них характерна диалоговая форма коммуникации («вопрос — ответ»), а не пакетная (книга, лекция, и т.п.)
Но главное: информация более не является дефицитом. Её намного больше, чем может запомнить, систематизировать и осмыслить один отдельно взятый человек. Количество информации удваивается каждые 1,5 года. За время обучения ребенка в школе объем доступной информации увеличится более чем в 100 раз! При этом опыт и знания старших для детей бесполезны: взрослые не жили в этом новом мире и совершенно не готовы к нему. Ни один эксперт не может с уверенностью прогнозировать, что нужно делать и изучать сейчас, чтобы добиться успеха в будущем.
Поэтому в мире, где можно выбирать где и с кем жить, что есть и слушать, как и ради чего работать, безвариантная и уравнительная система образования выглядит сейчас так же нелепо, как дожившая до эпохи тотального изобилия советская «столовка».
ПРЕДПРИЯТИЯ БЫСТРОГО ОБРАЗОВАНИЯ
Итак, старая школа умирает, и мы присутствует при ее последних конвульсиях. Само по себе это зрелище тягостное, но если учесть, что внутри этой агонизирующей системы находятся наши дети… Надо что-то делать, и делать нам, родителям, а не абстрактному государству с его абстрактной образовательной политикой.
Какие альтернативы существующей системе среднего образования может предложить педагогика?
Если продолжать проводить аналогию существующей школы с «образовательной столовой», альтернативой ее могли бы стать:
- «образовательный Макдоналдс» — дешевый, быстрый, с большой долей самообслуживания; индивидуальные образовательные программы формируются из стандартных модулей — под заказ. Сфера применения очень широкая — от обучения дошкольников до переподготовки взрослых. Модель легко интегрируется в Интернет. Можно ожидать, что со временем образовательные структуры данного типа займут до 70% всего рынка образовательных услуг. Уже сейчас по такой схеме работают многочисленные курсы и репетиторские центры.
- «образовательный ресторан» — дорогая, чаще — закрытого типа школа с довольно строгими правилами, хорошей материально-технической и образовательной базой, возможность индивидуального выбора ограничена рамками обязательной программы. Основная задача — формирование бизнес-интеллигенции, или управляющей элиты. Потребность в такого типа учреждениях — не более 2% от общего числа учреждений образования. В настоящий момент в Украине их функции выполняют некоторые частные и привилегированные государственные школы.
- «образовательный пикник» — по сути — информальное образование и взаимное обучение, по форме — студии, клубы, летние образовательные лагеря и так называемые «демократические школы». Этот тип образовательных структур хорошо дополняет систему «образовательных Макдоналдсов», выполняя важную социализирующую роль. Количество постоянно действующих организаций подобного типа будет неуклонно увеличиваться, но не превысит 5%.
- «образовательный home-maid» («домашняя кухня») — родители, гувернантки, репетиторы. Доля рынка будет сужаться по мере развития системы «образовательных Макдоналдсов».
Любые смешанные формы так или иначе будут тяготеть к одной из этих четырех.
Традиционные школы, как площадки для воспроизводства «исполнителей» (т.е таких социальных групп, как чиновники и специалисты «академического» направления) сохранятся, но их количество будет неуклонно снижаться, пока не достигнет 10%—15%.
Для специалистов-практиков превосходно подходят так называемые «продуктивные школы» (в нашей терминологии — «образовательные кулинарные курсы», по сути, являющиеся симбиозом традиционной школы, «образовательного Макдоналдса» и «образовательного пикника»). Потребность в школах такого типа в настоящий момент достаточно велика, но в конечном итоге они займут скромную нишу в 7%—10% от всего рынка образовательных услуг.